Главная / Архив

Для современной науки известие о баранце, этом чуде природы, сделалось классическим примером неосведомлённости европейцев, их легкомысленного доверия к своим источникам, небрежного и невежественного отношения к предмету своих описаний. Но для истории природоведения это представление о полу-растении, полу-животном является любопытным примером соединения в одно понятие различных реальных данных путём одной лишь литературной обработки без действительной проверки показаний тогдашних авторитетов естествознания на месте произрастания этого удивительного растения. Только в последней четверти XVII в. выяснилась вполне вся искусственность традиционного описания баранца и стали ясны факты, лежавшие в основе этой учёной легенды, которая распалась на свои составные части, не представляющие каждая из них в отдельности ничего неправдоподобного и невероятного.

В книге Nicolas Menandres de Seville. Histoire des medicaments. Lyon, 1619, chapitre XXXVII, p. 248 можно найти изображение баранца и рассуждения различных авторов, не сомневавшихся в его действительном существовании. Такой же рисунок, являющийся не снимком с натуры, а плодом воображения, имеется у Glaude Duret. Histoire admirable des plantes et herbes esmerveiilables et miiraculeuses. Paris, 1650, p. 350 с пояснениями и у Rymsdyck. Museum Britannicum на стр. 38. Впоследствии он воспроизводился неоднократно в различных изданиях как наглядный пример описания флоры и фауны далёких малоизвестных стран и вообще состояния естественных знаний в средневековье. Но для того времени он являлся последним словом науки, подобно тому как без оспаривания и критики принимались на веру подобные же вымышленные изображения чудовищных людей с собачьей головой, с лицом на груди и с одной только несоразмерно развитою ногою, помещённые у Себастиана Мюнстера в его Cosmographiae Universalis Mbri VI. Базель, 1541 Рисунок, приложенный к истории растений Дюрэ (изд. 1681 г.), изображает овцевидное растение из Скифии, дающее шерсть и носящее название «баромец» (Barometz) «По виду оно похоже на ягнёнка, но из его пупка растёт стебель или корень, посредством которого оно связывается подобно тыкве с почвою, оно пожирает окружающую его траву, какую только может достать по длине своего стебля».

Возможно, что родиной известия о баранце является Китай; востоковеды нашего времени обратили внимание на то, что аналогичный рассказ действительно находится в китайских источниках. Занесённое из Китая в Западную Европу, сказание о баранце включено в путевой журнал одного из первых европейских путешественников на Восток Одерика из Порденоне (1317) и повторено Джоном Мандевилем (1332) в таком пересказе «в Кадильи, области находящейся к востоку от Китая есть род плода наподобие тыквы и когда эти тыквы созреют, их разрезают пополам и находят там небольшое животное с мясом, костями и кровью, вроде маленького ягненка с шерстью снаружи и едят и то и другое, и плод и животное». В издании Путешествия 1522 г. находится рисунок растения с листьями и плодами в виде маленьких барашков. В таком понимании баранец представляется ничем иным, как предметом питания.

Позднее представление о баранце было дополняемо новыми подробностями, с которыми оно переходило из одного сочинения в другое, и в конце концов получило иную формулировку — как средства согревания растительной шерстью и шкурками ягнят. Особенно рельефно это проявилось в повествованиях западноевропейских путешественников по Московскому государству XVI и XVII вв., в которых первоначальное описание обросло сведениями, распространявшимися по Приволжью об естественных богатствах соседних с Каспийским морем средне-азиатских земель, и баранец стал приурочиваться к малодоступным для иностранцев путям проникновения с севера в Среднюю Азию, именно к степям заселённым в древности скифами, а впоследствии татарами — между Доном и Яиком, к окрестностям Самары и Астрахани и к югу по Каспийскому морю. Таким образом возникло известие о скифском овене и о татарском овене, стоявшее в тесной связи с местными промыслами среди оседлого земледельческого и кочевого скотоводческого населения. Это известие о мифическом баранце Астраханского края обязано своим происхождением и иноземному влиянию путём переводов иностранных путешествий русскими книжниками, распространявшихся в рукописном виде среди образованного населения, и народной молве, отчасти основанной на этих же иноземных сказаниях и ещё более укреплявшей иностранцев в правдоподобии слышанного ими у себя на родине рассказа о «чудном агнусе». В виде примера можно указать на Атлас мира Герарда Меркатора, переведённый первоначально в 1637 г., а позднее между 1655 — 1657 гг. с добавлениями и сокращениями под заглавием «Семидесятиглавной Космографии». Возможно, что в народные слухи и толки о баранце внесли путаницу самые ботанические термины agnus, овен и баромец, что в обычном словоупотреблении и в словесной передаче превратилось в созвучные им боранец и баранец.
Наибольшее значение имеют определения баранца двумя учёными, разделёнными по времени их жизни целым столетием — Сигизмунда Герберштейна и Адама Олеария. Последующие писатели в основном воспроизводили их описания, в мелочах допуская некоторые вариации. Из них можно указать на Рафаэля Барберини (1565), Блеза де Виженера (1573), Жака Маржерета (1607), Петра Петрея (1615), Пои Мьежа (1664), Самуила Коллинса (1671), Яна Стрейса (1676), Якова Рейтенфельса (1680), Энгельберта Кемпфера (1694), Генриха Лудольфа (1696) и Иоанна Эмилиана (1712). Их работы, за исключением трудов Кемпфера, мало известны даже ботаникам, а между тем некоторые из них, как, например, произведения Коллинса и Лудольфа, не говоря уже о Герберштейне и Олеарии, дают и небесполезные для науки естественно-исторические сведения.

1. Олеарий повторяет в сущности концепцию Мандевиля при описании баранца. «Нам рассказывали,—пишет он, — что совершенно особая порода дынь, или вернее тыкв, растёт за Самарою между Волгою и Доном. Величиной и качеством похожа эта дыня на обыкновенную дыню, но по внешнему виду имеет сходство с бараном, члены которого она совершенно ясно изображает. Поэтому русские называют её баранцем». «Boranetz, — говорит Герберштейн, — нечто вроде ягнёнка. Это растение имеет и кровь, хотя мяса у него совсем нет, вместо которого есть какое-то вещество, очень похожее на мясо раков, прекрасного сладкого вкуса. Оно имеет семя, похожее на семя дыни, только побольше и покруглее, из которого оно вырастает». Иоанн Эмилиан, сообщая о своей поездке из Москвы по южному Приволжью, был недалёк от истины в своем письме от 6 августа 1712 г.: «я доехал, — сообщал он,— до места произрастания баранца, о котором по слухам сообщают Герберштейн и другие авторы, но не нашёл здесь этого зоофита. Это не что другое, как тыква, или, лучше сказать, довольно продолговатая дыня; там, где их слишком много, они издалека представляют как бы стадо маленьких баранов, разлёгшихся по земле». Таким образом, мысль о плоде баранца до известной степени могла быть внушена видом бахчей дынь, или, быть может, вернее говоря арбузов, разведение которых было одним из занятий туземного земледельческого населения.

2. Продолжая свой рассказ, Олеарий отмечает, что описываемые им дыни имеют ту особенность, что они в спелом виде покрываются шкуркой, которую можно употреблять для защиты от холода. «Нам показывали несколько кусков такой шкурки оторванных от одеяла». Можно думать, что он видел не шкурки животного происхождения, а клочки ваты, выдернутые из стёганого одеяла.— Герберштейн передавал со слов Вильгельма Постеллуса, человека большой учёности, что «из владений татар,расположенных вокруг Самарканда и из прочих местностей, лежащих на северо-востоке от Каспийского моря, привозятся для продажи весьма нежные шкурки животного, прикреплённого к земле, подобно растению. Они употребляются мусульманами для согревания». Маржерет наблюдал белые волокна баранца. Стрейс говорит о баранце как о растении с блестящей, белой и очень тонкой как шёлк шерстью. Рейтенфельс отмечал, что «руно» (пух) баранца собирается с невысокого куста, что оно белое, очень тонкое и нежное на ощупь подобно шёлку. Всё это сходится с показанием Герберштейна, что ещё в XVI веке в Самарканде, на родине среднеазиатского хлопка существовал промысел изготовления отепляющих «прикладов» для портных, употреблявшихся, по сказаниям других путешественников, для подбивки одеяний всякого рода, а также для подкладки рукавиц, шапок и женских головных уборов. Эти материалы были в большом спросе у татар и у московитян и служили на рынках предметом торговли. Их привозили купцы, посещавшие Поволжье, из Средней Азии.

Все перечисленные свидетельства являются, хотя и затемнённые некоторыми излишними подробностями о характере самого растения, ничем иным, как отзвуком первых ещё неясных рассказов о хлопчатнике, разводимом ещё в древние времена и на разных материках, в Центральной и Южной Америке (см. книгу N. Menandres), в Китае, Индии, Персии и в средне-азиатских владениях татар. Но имеются и в XVI в. вполне определённые о нём сведения среди торговцев, экспортировавших хлопок в Европу. Так, в отчёте английской торговой экспедиции в Персию 1568—1569 гг., как новость, описывается, со слов Артура Эдвардса «дерево, приносящее хлопчатую бумагу, оно невелико, имеет тонкий ствол, ветвисто, на ветке растёт плод, содержащий волокно, похожее на руно шерсти; вызрев, плод отваливается, и пух из него тщательно собирается».

Такое же объяснение даёт и автор специальной монографии о баранце Henry Lee. The vegetahle lamb of Taxtary, London, 1887. В русской литературе это мнение воспроизводилось Г. С. Зайцевым и Е. В. Вульфом.

3. Существуют и другие, менее удачные попытки разрешить эту естественно-историческую загадку, основанные на каком-либо свойстве или признаке фантастического баранца, в результате чего нескольким растениям приволжской флоры ботаниками присвоено название баранца. Переводчики иностранных известий о Московии включали в свои комментарии к тексту перевода эти данные, полагая, что подобною ссылкою на действительно существующее растение вопрос разрешается удовлетворительно.

Анненков сближает Agnus scythicus древних писателей с Aspidium Barometz Willd., видом папоротника: «об этом-то растении,—рассказывает Герберштейн,—как о чудесном барашке; причисление его к животным основано вероятно на том, что корневище его содержит кровяно-красную жидкость». Кроме того, с разными видами рода Aspidium у русского народа соединено старинное суеверное представление как о волшебной траве, наделённой необыкновенными свойствами. Это толкование усваивает В. Н. Семенкович в примечании к переводу сочинения Коллинса.

Переводчик Петрея А. Н. Шемякин, преподаватель Владимирской губернской гимназии в 1851—1869 гг. отождествлял баранец с «зеленикой». «Под этим названием, — писал он, — ботаникам известны два растения «скифский овен» (Licopodium Selago) и «татарский овен» или «зорлик баро-мец» (Polypodium Barometz); корень последнего покрыт очень густо весьма мягким тёмножёлтым йушком, в этом только и заключается сходство с баранцем, остальное басня». Lycopodium complanatum, носившее во Владимирской губернии название «зеленики» и Lycopodium Selago, один из видов плауна получили название «баранец» лишь в связи с легендой о сказочном животно-растении.

С. Г. Григорьев сближает баранец (herba agnina) с «заразихой», растущей в степях по нижней Волге. Это паразитное травянистое растение питается соками окружающих его растений, к корням которых оно присасывается и на счёт которых оно живёт. Подобно баранцу, который по образному выражению Олеария «пожирает соседние злаки» заразиха глушит и истребляет как бобовые растения, так и васильки и полынь, шалфей и табак и тому подобную зелень. Но только в этом отношении оправдывается сближение её с баранцем. Однако переводчик Маржерета находит подобное отождествление достаточным.

4. Герберштейн довольно скептически относился к той части легенды, в которой баранец именуется овцевидным растением и по которой «он имеет голову, глаза, уши и всё прочее как у недавно родившегося ягненка и кроме того он покрыт тончайшей шкуркой; живёт это растение, если только можно назвать его растением, до тех пор, пока корень, находящийся в середине живота, истребив вокруг себя траву, не засохнет от недостатка корма». «Это рассказывал мне Димитрий Данилович, человек достойный особого доверия. Этот рассказ я считаю за вымысел, однако привожу его в том виде, как его слышал». Петрей к этому добавлял о волосатых когтях и рогах баранца, а Стрейс о его ногах и хвосте и о способности поворачиваться подобно цветку подсолнечника и нагибаться к растущей вокруг него траве в поисках за растительной пищей.

Но уже Коллин называл всё это простой басней. «Может быть, — писал он из Москвы в Англию, — вы читали о растительном агнце (the vegetable lamb), пожирающем около себя траву и потом умирающем; но в этом известии нет ни тени правды, как и в сказке об одноглазом народе в путешествии Джона Мандевиля».

Естествоиспытатель Э. Кемпфер, (1651 — 1716) специалист по ботанике, проезжавший по Волге в Персию в 1683 г. в качестве секретаря шведского посольства, затем объехавший всю Азию до Японии, по возвращении в 1694 г. в отечество первый из естественников в своих работах по естествознанию стал уверять учёных специалистов, что овчина так называемых баранцев получается не с растений, а с ягнят, вынутых из утробы матери ещё до рождения.

Генрих Вильгельм Лудольф (1655 — 1712), посетивший Москву приблизительно в 1692 — 1694 гг. и написавший русскую грамматику для надобностей коммерсантов и путешественников, в приложении к ней поместил заметки о природных богатствах Московии — минералах, животных и растениях. В них он утверждал, что «к народной молве надо относиться с большою осторожностью. Так, рассказ о траве баранец не соответствует истине, как я узнал от людей самых надёжных. Эти люди, побывав в тех краях, где по рассказам растёт эта трава, нигде не могли её найти, но, по их словам, там в некоторых частях Татарии есть овцы, у которых ягнята с такой мелкой и красивой шерстью, что шкурки этих ягнят продаются как шкурки баранца, овцы-растения».

Тонкорунные овцы, дававшие лучшие сорта мерлушек, из которых наиболее ценными были каракулевые, разводились в Туркестане, Персии, Хиве и Бухаре и в скотоводческих районах прикаспийского края, где разведение овец всяких пород было старинным промыслом татар кочевников и главнейшим средством их существования. Вероятно технические приёмы получения и обработки шкурок ягнят от каракулевых овец промышленники старались держать в секрете и чтобы поднять цену на свой товар, как особенно редкий, высоко ценимый покупателями и пользовавшийся огромным спросом, выпускали на рынок свои произведения под названием шкурок с растения баранца. Намёки на истинное происхождение их можно видеть и в словах Олеария, сообщавшего со слов московитян, что можно дубить шкурки баранца, курчаво-шерстистые, подобно шкурке ягнёнка, вырезанного из утробы матери или недавно родившегося.

Секрет, которым так дорожили промышленники и торговцы мехами заключался в том, что овчинку с красивым кудрявым завитком, называемым смушкою, можно было получить с каракулевого ягненка или вынутого из утробы матери искусственным путем ещё до его рождения, или только что родившегося, или же, наконец, достигшего двух и не более трёх дней существования.

Таким образом, легенда о баранце была связана с очень разнообразными фактами, лежавшими в её основе — с дыней (или тыквой), с каракулем (ягненком), с папоротником, с плауном и с хлопчатником. Весь смысл её в действительности заключается в истории хлопчатника, о котором в средней и северной Европе долгое время имелись лишь очень смутные представления, так как путешественники, описывавшие баранец, видели хлопок на рынках, но не видели самого растения, которое даёт его, не видели его и их осведомители, как приволжские татары, так и русские. Если рисунок Дюрэ не имеет никакого сходства с хлопчатником, то рисунок у Мандевиля представляет баранец растением довольно похожим на хлопчатник с его коробочками и листьями, ошибка заключалась лишь в том, что вместо семян и волосков изображено в каждом из плодов животное, давшее всему растению неподходящее ему наименование «баранец».

Н. Н. ГОЛУБЕВ



Появились вопросы, замечания, дополнения? Пожалуйста, напишите комментарий:

Ваше имя
Комментарий	Длина текста:
	введите число с картинки
	Правила прочитал(а)

Далее в разделе Архив: Частые ошибки самолечения